Яблоки
(из цикла "Рассказы о чудесном")
Яблоки делают так. Кусачками режут медную проволоку, 
цвет которой – чистое золото пиратского клада, золотого 
петушка, золотой рыбки, золотой яблони, где в золоте 
ветвей растут золотые яблоки – до войны, во время и после, 
и вечно, и послевечно.
Из этой проволоки, забинтованной зелёным лоскутиком 
ситца, но лучше – батиста, получается стержень яблока и 
веточка, из него торчащая, там в конце и листик яблони 
потом образуется.
На стержень, как пряжа на веретено, слоями навивается 
вата, через два слоя на третий обмазанная свежесваренным 
клеем, чтоб звенело, блестело и гладко круглилось, - можно 
и жидким крахмалом, но это хуже намного, вид будет вял, 
не сочен.
А как высохнет обмазка в яблоке и на яблоке и заблестит 
оно по-стеклянному, тут же красятся кистью яблоко и 
веточка, из него торчащая с листиком яблони, который 
здесь образуется.
      Таким же образом делают груши, сливы, персики,
вишни, апельсины, абрикосы, мандарины, баклажаны, 
морковь, огурцы, помидоры, - и всё это сдаётся по 
накладной, при точном подсчёте штук изделия, а пять яблок 
оставляют тебе для подвески на ёлку, если дети имеются и 
справка о том.
Последнее яблоко съели, когда мне было четыре года, потом 
война покатила нас далеко от яблок, и начисто я забыла, что 
их едят. Но яблок я тех понаделала с матерью и сестрой 
великое множество, и по живому яблоку никак не тоскуя,- 
только по круглому хлебу.
Сказок о хлебе мало, о яблоках – много. То в яблоке отрава 
колдунская, то сон невозможной силы, то змейский соблазн, 
то Божий запрет, то чистое золото, - а кто ж это ест?!.
И ещё слух был и шопот про то, что яблоки видеть во сне – 
к похоронке.
Яблоки делать и во сне их не видеть?.. А как? Тайна 
молитвы.
      Последнее яблоко сделала, когда было мне восемь лет, 
сразу тогда и война кончилась, и поехали мы, поехали в 
обратную сторону, домой, в деревянных вагонах, местами – 
в телегах… И вдруг на станции продают яблоки вёдрами! 
Оказалось, что их едят!.. Их ножом режут!.. Их чистят, и 
стружка вьётся!.. Их варят! Они сочатся и пахнут!.. 
И все ко мне пристают, прямо хватают за шиворот: " Ну, 
съешь яблочко! Ну, только понюхай, какой аромат! Это же – 
белый налив!"
Мне съесть тогда яблочко было – что съесть табуретку или 
ключ от дверей. Моя память не ела яблок и противилась 
ожесточённо.
А люди ржали, как лошади, вгрызаясь в яблоки по самые 
кости дёсен, из которых лилась кровь, потому что – 
авитаминоз.
И хрустел народ яблоками в кровавом соку, и, за шкирку 
держа, тыкал меня в те душистые вёдра, полные яблок. 
Пришлось мне тогда загрызть одно яблочко с листиком, 
белый налив. И стало то белое яблочко красным, потому что 
дитя народа сочится теми же дёснами,- как выяснилось на 
той же станции, где я тогда выплюнула в ладонь семечко 
яблока, красное семечко…
С тех пор яблоки даже снились мне иногда, но сон тот был 
не смертелен. 
А вот корабль, плывущий во сне по улицам города, как в 
Венеции, оставил меня сиротой на лютом ветру и скрылся в 
тумане вечности с моими родными, материнско-отеческими. 
В тумане, который плющит мне сердце, когда он сюда 
натекает.
Надо было делать кораблики. Яблоки делают так, кораблики 
– эдак, но всё едино, и есть в этом деланье детском 
космический ритм, который – молитва, 
                                                    защита 
                                                    и светлая память о тёмном. 










